На заявку:
Хочу - авторский фик или перевод
Персонажи: Сайто, Имс, Артур
Обязательные условия: очень хочу кроссовер с карибскими флибустьерами (канон на усмотрение пишущего)
Дополнительные пожелания: нет
Чего не хотите получить: только, пожалуйста, без клинических смертей!
Название: Энкарнасьон
Размер: 2006 слов
Персонажи: Имс, Артур, Сайто.
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: G
Краткое содержание: Имс получает предложение, от которого трудно отказаться человеку без средств
Примечание: в тексте есть отсылки к «Одиссее капитана Блада» и фильму «Пираты Карибского моря»
читать дальшеНочь падает резко, одним движением. Доски настила едва ощутимо прогибаются в середине и подрагивают, когда он подходит к краю и останавливается, нисколько не смущаясь, за спинами еще не пары, но уже порядком заинтересовавшихся не то друг другом, не то обещаниями внезапно наступившей горячей темноты. Свет синих фонарей дрожит в мелких волнах лагуны. Подходят лодки, их моторы замолкают метрах в пятидесяти: теплая зеленоватая вода сама доносит до причала, ударяя серые или крашеные борта об обросшие тиной и моллюсками опоры. Засунув руки в карманы, Имс смотрит на выстроившиеся вдоль линии воды ресторанчики — в них жарко и в каждом по-своему весело, шумно и опасно. Быстро остывающий воздух вибрирует над крышами, над открытыми жаровнями с мясом. Острые ароматы мешаются с резкими, тяжелыми духами, которые так любят креолки и белые матроны. Плеск, глухой стук, быстрая гортанная речь вполголоса. Имс чувствует приближение, краем глаза видит движение за спиной слева, но не оборачивается.
— Мне было бы весьма любопытно узнать, спасло ли это предупреждение хоть одного излишне пытливого поклонника дикой природы. — Сайто едва заметным кивком указывает на знак с высовывающимся из трех волнистых линий крокодилом на синем поле. Он предпочитает английский.
— Вооруженных среди предупрежденных я не видел, — любезно соглашается Имс. — Впрочем, добровольцев среди них не было — возможно, не успевали собраться.
Рубашка неприятно касается прихваченной солнцем кожи. Имс предпочел бы закончить с делами побыстрее. Ром, крикливая грубоватая музыка или шум прибоя на рифе, неизбежно чуть влажноватые простыни — это представляется настолько более желанным неизбежно грядущего ужина среди утонченных вин, блюд и музыкальных тем, что Имс улыбается самой вежливой своей улыбкой, демонстрируя собранность и деловитость:
— Итак?
— Прошу.
Ни одно из панорамных, обрамленных витражами окон «Энкарнасьон» не выходит на лагуну. Имс потягивается в заваленном подушками и подушечками плетеном кресле, закидывает ногу на ногу — на крупную неровную плитку пола ссыпаются белые песчинки, — смотрит на огни вытянувшегося вдоль белой косы города: приглушенный свет, приглушенный звук, приглушенный интерес. Чертовски приглушенный вечер грозит скатиться в смертельное уныние.
— Вам нравится музыка? Этот пианист неплох.
— Я готов положиться на ваше слово.
— Верно, мне рекомендовали вас как человека весьма безрассудного.
Имс коротко кивает, надеясь, что это уместно и что его заказчик согласится считать это благодарностью:
— Значит, вам именно такой подойдет для..?
— Дождитесь соло, я прошу вас. — Сайто подносит к губам бокал и, в свою очередь откинувшись в кресле, смотрит в окна. — Эти витражи настоящие. Уверен, вам это покажется забавным. — Имс приподнимает бровь, и его заказчик продолжает, едва заметно улыбаясь: — После землетрясения, стершего с лица земли — или, вернее сказать, моря, — прославленный и грозный Порт-Ройял, в затопленном городе не осталось ни одного целого стекла. А витражи собора Святого Павла уцелели.
— Их доставали вам уже со дна?
— Ну разумеется.
Имс улыбается. Сайто улыбается. Один обозначил свое положение и влияние в регионе, второй ответил, как ему приятно.
Пианист привстал, кланяясь. В зале негромко зааплодировали. К роялю подошел высокий, худой юноша с саксофоном, сдержанно улыбнулся своим ботинкам и широко, приветственно — пианисту, оглянувшись на него через плечо.
Имс мужественно сжал зубы. Сайто насмешливо дернул краешком рта.
— Не любите духовые?
— Полагаю их довольно-таки пошлыми в таком антураже. Должен ли я дотерпеть экзерсисы нового Стэна Гетца до победного конца или вы и так оплатите ужин?
— Можете быть спокойны. Мне всего лишь хотелось бы увериться, что вы запомнили ваш объект.
— И что же у него нужно взять? Партитуру «Порги и Бесс»?
— Если найдете, берите тоже. Однако платить я буду за внедрение.
Имс засмеялся, наклоняясь к собеседнику:
— Полностью одобряю эту великую гуманитарную миссию. Малышу следует внушить, что лучше всего в его руках будет выглядеть молоток? А какое звучание!
— Вы проницательны. В этих руках зазвучит и молоток.
— Вы шутите.
— Отнюдь. Вы способны запомнить последовательность из одиннадцати нот?
— Каким образом?
— Напеть. Нарисовать. Станцевать. Вложить в блики на мокром асфальте или темные пятна на лике луны. Полагаю, в изобретательности вы превзойдете мои потуги многократно.
— Но не в поэтичности.
— Если вам не угодно и пытаться, то, разумеется, нет. — Голос владельца «Сони мьюзик» стал сухим и резким, Имс невольно выпрямил спину: начался разговор. — Мелодия, с которой мальчик отказывается работать, продержится в чартах не менее пятидесяти двух недель и войдет в золотой фонд всемирного музыкального наследия. Можете мне поверить.
— Не сомневайтесь, поверю.
— Вы должны заронить ее так, чтобы противиться ее желанию родиться он больше не смог. Мне нужна законченная, аранжированная и записанная композиция. Она нужна мне к зиме.
Имс снова глянул в окна. От многочисленных волнорезов отходили сияющие кораблики, в небе бесшумно разрывались фейерверки, тонкая подкова луны неподвижно висела слева от колеса обозрения.
— Чья это... музыка?
— Его.
— Так какого черта он не хочет с ней работать, как все другие, в поте лица своего?
— Вы уверены, что это ваше дело?
— Послушайте, если мы говорим о настоящем творце — в чем я, признаться, сомневаюсь, — все это и так произойдет естественным образом, без всякого вмешательства... Он просто не сможет сдержать силу по-настоящему мощного... э-э-э... произведения. А если сможет — значит, оно того и не стоило. Откуда мелодия известна, кстати?
— Он частично записал ее на одном лейбле.
— На каком же лейбле? — издевательски протянул Имс, сощурившись. — И вы решили украсть музыку у этой компании? Банальное пиратство?
— Я купил компанию, — поправил его собеседник, поднося к губам салфетку. Накрахмаленная ткань едва слышно скрипнула в паузе между жалобами саксофона. — Решил, так будет проще. С вашим воображением, мистер Имс, пиратство в предлагаемом мною, как вы выразились, антураже, должно показаться вам...
— … забавным.
— Именно.
— Что произошло дальше? — резко спросил Имс. — Зачем внедрять человеку его собственную музыку?
Сайто развел руками:
— Он забыл ее.
— Забыл?
— О да. Забыл. И отказывается вспоминать. Я полагаю, это не должно показаться вам странным.
— Ну что вы, — процедил Имс сквозь зубы. — Как быть с полным отсутствием у меня слуха? Я могу видеть себя в мечтах хоть Паваротти — хотя предпочел бы более спортивный образ, — но провести музыканта...
— Вы склонны считать это моей проблемой? — Сайто аккуратно подвинул в сторону нож. Теперь на столе никакие три предмета не находились на одной прямой. — Я смогу сопровождать вас не более чем в качестве восторженного слушателя.
— Буду вынужден отказаться.
— Боюсь, вам не удастся.
Музыка оборвалась на высокой, нервирующей Имса ноте. Музыкант неторопливо поклонился своим ботинкам и прошел куда-то в кухню. Имитатор проклял последовательно безденежье, любопытство и климат. Климат — дважды. В зале громко и излишне восторженно хлопали. Причем не только дамы. Имс сморщился и заправил салфетку за широкий ворот расстегнутой рубахи. Та немедленно обвисла парусами попавшего в штиль фрегата. Тысяча морских чертей, он намерен, по крайней мере, нормально поесть за счет этого ненормального саксофила.
Дни были ветреными, жаркими и просоленными потом. Ночи были просоленными потом, жаркими и ветреными. Над Карибскими островами нависла «ла сека»*, над Имсом — становящаяся все отчетливее тень абсолютного провала. Мальчишка носил костюмы и галстуки в сорокаградусную мучительную жару. Пил ром с содовой. Играл на своей чертовой дудке — с восьми до десяти каждый день и три часа в субботу на пляже Лас Тортугас. Он исправно знакомился с Имсом каждый день: в городе, в кофетории** Марии Саграна, в баре, где американцы стучали бильярдными шарами, а местные неторопливо потягивали скверный неочищенный ром. Он не возражал против знакомства, не выражал по этому поводу бурной радости и вообще ничего не. На следующий день он просто не помнил Имса, который сначала было принял это за дурную шутку артистической натуры.
Собаки валялись в пыли под огромным, жутковато изогнутым платаном, будто прихваченным внезапным приступом радикулита. В сиесту все звуки казались омерзительно громкими и в высшей степени неуместными. Сайто придержал норовящую захлопнуться от сквозняка рассохшуюся дверь и прошел во второй зал— с выкрашенными в голубой стенами и нелепыми ретаблос на них. Имс приветствовал его взмахом полупустой бутылки.
— Я уж опасался, вы тоже заявитесь в костюмчике, босс. Что с парнишкой? Какого черта у него с головой и какого дьявола я не был поставлен об этом в известность перед началом работы?
— Подайте на меня в суд, — дружелюбно предложил Сайто и кивнул худощавой высокой женщине в черном за стойкой. Мария Саграна отстранила кинувшегося было выполнять безмолвный заказ официанта, принесла кофе сама и, неодобрительно глянув на Имса, прокаркала что-то по-испански. Сайто покачал головой. Имс вздернул бровь. — Неустойка — как и огласка — вам не по карману, мой уважаемый друг-имитатор. А раз у вас в любом случае нет возможности отказаться, дополнительные трудности должны лишь придать задаче очарования, не так ли?
— Пытаетесь держать меня за горло? — светским тоном поинтересовался Имс, подаваясь вперед.
— Не пытаюсь, — любезно вернул Сайто.
В дальнем углу под большим телевизором вскинулись и заорали футбольные болельщики-немцы. Мальчишка-саксофонист не быстро и не медленно пил мохито за стойкой. Пиджак его Имс ненавидел чуть меньше воспоминаний об учителе математики в частной школе для мальчиков «Холлсторн».
В пять утра солнце лупит в опрометчиво не зашторенные с вечера окна. Комната похожа на локальное отделение ада: добрый день, филиал Карибский, сотрудник Имс, слушаю вас? По единственному в городе шоссе, проложенному вдоль косы, уже снуют небольшие грузовики «гуагуас», перекрикиваются грузчики и служащие отеля. Имсу хочется сдохнуть от похмелья, сдохнуть от липкой жары, сдохнуть от общей безнадежности предприятия и от того, что он действительно не видит возможности соскочить. Имс сжимает кулак левой руки. Имс разжимает кулак левой руки. Имс смотрит в потолок. В потолке длинная трещина. Невероятным усилием воли он поднимается и, ведя раскрытой ладонью по стене, доходит до душа. Под ногами песок. Окно душевой выходит на зеленоватую воду лагуны с крокодилами. Имс стоит, уткнувшись лбом в прохладный кафель. Опресненная, скверно пахнущая вода стекает с волос на плечи, бежит по спине.
Артур, саксофонист из «Энкарнасьон», не вздрагивает и не пытается отстраниться, когда слишком близко к нему оказывается чужая, пару-тройку дней не бритая щека, а совершенно незнакомый мужик в распахнутой рубашке пытается приобнять его за плечи. Впрочем, он довольно-таки быстро прекращает свои попытки.
— Удиви меня?
— Простите?
— Понимаешь, совершенно не вижу никакой альтернативы тому, чтобы просто подвалить к тебе и предложить провести часа два со мной. Ночью. Днем. Утром. Во сне. Спать. Просто не хочется вломить тебе по голове, а потом еще тащить. Понимаешь?
«Скверный английский, — морщится Артур, — так сразу и не поймешь, чего хочет. Хотя акцента вроде не слышно».
— А на что вы рассчитываете?
— Я же сказал: удиви меня. Застрял в чертовом дне сурка, три недели каждый день все по новой. Жара еще проклятая. Давай, детка. Скажи «да».
Огромная морская черепаха неподвижно застыла по другую сторону стойки, блестит черный выпуклый глаз, жужжат мухи. Туристки в шляпах с красными ленточками качаются на подвешенных к потолочным балкам качелях, море шипит приливом на рифе. Артур помнит, как сложить пальцы и как ударить, Артур не помнит, зачем и неизбежно медлит.
— Перебрал дружок мой, — Имс подмигивает владельцу пляжного бара, подхватывая странного парня в европейском костюме. На стойке остается смятая зеленая купюра. Пако Ривейра видит два нуля. Это весьма убедительно напоминает ему о том, как он любит смотреть на море в эти часы: мощь поднимающейся приливной волны ни с чем не сравнима.
С пушечной палубы бой выглядит совсем не так, как с квартердека, убежден Имс. Впрочем, с пушечной палубы бой вообще никак не выглядит: зарядить пушки, выстрелить, откатить пушки, охладить пушки, прочистить пушки, перезарядить, выстрелить... Дым, жара и пробивающиеся диким ревом сквозь бесконечный грохот команды канонира. Имс усмехается, когда на Радио-Невада в стотысячный раз уже, сразу за новостями, врубают навязший в ушах до омерзения саундтрек к очередному голливудскому блокбастеру для детей — про пиратов, красавиц и сокровища. В фильме темноволосый красавец-герой выхватывал у сигнальщика его дудку, горн или как его там, и трубил эту проклятую мелодию, как больной ларингитом слон. Имс хохотал так, что облился виски, а шипящие от возмущения девицы справа и слева чуть не вытолкали его из темного кинозала.
Заметно теплеет, и снег начинает идти крупными хлопьями, сменяя мелкую твердую крупу. Ветер, впрочем, слабее не становится, так и норовит столкнуть машину с трассы. Имс переключает радио, чертыхается, снова попав на ту же музыку в рождественском чарте — сдурели они все там! — и включает дворники на ускоренный режим. В свете фар из метели проявляется и вновь пропадает в ней знакомое высокомерное лицо, костюм, пальцы, дудка эта... и на следующем... и еще на одном... Имс выключает дальний свет и включает противотуманные фары. Ему еще долго ехать, а все эти концерты и прочие глупости его, надо сказать, не очень интересуют. Совершенно не интересуют.
На ближайшей заправке Тоталь он берет паршивый кофе в бумажном стаканчике и толстый жирный сэндвич с рыбой. На экране телефона остаются следы пальцев.
«Что ты сегодня помнишь обо мне, детка?»
Пауза. Сигнал.
«Имс, я впечатлен».
Пауза.
«Твоя снисходительность, как всегда, мне льстит...» — а, черт с ним! Имс засовывает телефон в карман куртки и выходит под летящий снег. За его спиной на заправке начинает играть «пиратский» хит.
___________________________
* - «ла сека» - сезон засухи
** - кофетория - кофейня
Хочу - авторский фик или перевод
Персонажи: Сайто, Имс, Артур
Обязательные условия: очень хочу кроссовер с карибскими флибустьерами (канон на усмотрение пишущего)
Дополнительные пожелания: нет
Чего не хотите получить: только, пожалуйста, без клинических смертей!
Название: Энкарнасьон
Размер: 2006 слов
Персонажи: Имс, Артур, Сайто.
Категория: джен
Жанр: приключения
Рейтинг: G
Краткое содержание: Имс получает предложение, от которого трудно отказаться человеку без средств
Примечание: в тексте есть отсылки к «Одиссее капитана Блада» и фильму «Пираты Карибского моря»
читать дальшеНочь падает резко, одним движением. Доски настила едва ощутимо прогибаются в середине и подрагивают, когда он подходит к краю и останавливается, нисколько не смущаясь, за спинами еще не пары, но уже порядком заинтересовавшихся не то друг другом, не то обещаниями внезапно наступившей горячей темноты. Свет синих фонарей дрожит в мелких волнах лагуны. Подходят лодки, их моторы замолкают метрах в пятидесяти: теплая зеленоватая вода сама доносит до причала, ударяя серые или крашеные борта об обросшие тиной и моллюсками опоры. Засунув руки в карманы, Имс смотрит на выстроившиеся вдоль линии воды ресторанчики — в них жарко и в каждом по-своему весело, шумно и опасно. Быстро остывающий воздух вибрирует над крышами, над открытыми жаровнями с мясом. Острые ароматы мешаются с резкими, тяжелыми духами, которые так любят креолки и белые матроны. Плеск, глухой стук, быстрая гортанная речь вполголоса. Имс чувствует приближение, краем глаза видит движение за спиной слева, но не оборачивается.
— Мне было бы весьма любопытно узнать, спасло ли это предупреждение хоть одного излишне пытливого поклонника дикой природы. — Сайто едва заметным кивком указывает на знак с высовывающимся из трех волнистых линий крокодилом на синем поле. Он предпочитает английский.
— Вооруженных среди предупрежденных я не видел, — любезно соглашается Имс. — Впрочем, добровольцев среди них не было — возможно, не успевали собраться.
Рубашка неприятно касается прихваченной солнцем кожи. Имс предпочел бы закончить с делами побыстрее. Ром, крикливая грубоватая музыка или шум прибоя на рифе, неизбежно чуть влажноватые простыни — это представляется настолько более желанным неизбежно грядущего ужина среди утонченных вин, блюд и музыкальных тем, что Имс улыбается самой вежливой своей улыбкой, демонстрируя собранность и деловитость:
— Итак?
— Прошу.
Ни одно из панорамных, обрамленных витражами окон «Энкарнасьон» не выходит на лагуну. Имс потягивается в заваленном подушками и подушечками плетеном кресле, закидывает ногу на ногу — на крупную неровную плитку пола ссыпаются белые песчинки, — смотрит на огни вытянувшегося вдоль белой косы города: приглушенный свет, приглушенный звук, приглушенный интерес. Чертовски приглушенный вечер грозит скатиться в смертельное уныние.
— Вам нравится музыка? Этот пианист неплох.
— Я готов положиться на ваше слово.
— Верно, мне рекомендовали вас как человека весьма безрассудного.
Имс коротко кивает, надеясь, что это уместно и что его заказчик согласится считать это благодарностью:
— Значит, вам именно такой подойдет для..?
— Дождитесь соло, я прошу вас. — Сайто подносит к губам бокал и, в свою очередь откинувшись в кресле, смотрит в окна. — Эти витражи настоящие. Уверен, вам это покажется забавным. — Имс приподнимает бровь, и его заказчик продолжает, едва заметно улыбаясь: — После землетрясения, стершего с лица земли — или, вернее сказать, моря, — прославленный и грозный Порт-Ройял, в затопленном городе не осталось ни одного целого стекла. А витражи собора Святого Павла уцелели.
— Их доставали вам уже со дна?
— Ну разумеется.
Имс улыбается. Сайто улыбается. Один обозначил свое положение и влияние в регионе, второй ответил, как ему приятно.
Пианист привстал, кланяясь. В зале негромко зааплодировали. К роялю подошел высокий, худой юноша с саксофоном, сдержанно улыбнулся своим ботинкам и широко, приветственно — пианисту, оглянувшись на него через плечо.
Имс мужественно сжал зубы. Сайто насмешливо дернул краешком рта.
— Не любите духовые?
— Полагаю их довольно-таки пошлыми в таком антураже. Должен ли я дотерпеть экзерсисы нового Стэна Гетца до победного конца или вы и так оплатите ужин?
— Можете быть спокойны. Мне всего лишь хотелось бы увериться, что вы запомнили ваш объект.
— И что же у него нужно взять? Партитуру «Порги и Бесс»?
— Если найдете, берите тоже. Однако платить я буду за внедрение.
Имс засмеялся, наклоняясь к собеседнику:
— Полностью одобряю эту великую гуманитарную миссию. Малышу следует внушить, что лучше всего в его руках будет выглядеть молоток? А какое звучание!
— Вы проницательны. В этих руках зазвучит и молоток.
— Вы шутите.
— Отнюдь. Вы способны запомнить последовательность из одиннадцати нот?
— Каким образом?
— Напеть. Нарисовать. Станцевать. Вложить в блики на мокром асфальте или темные пятна на лике луны. Полагаю, в изобретательности вы превзойдете мои потуги многократно.
— Но не в поэтичности.
— Если вам не угодно и пытаться, то, разумеется, нет. — Голос владельца «Сони мьюзик» стал сухим и резким, Имс невольно выпрямил спину: начался разговор. — Мелодия, с которой мальчик отказывается работать, продержится в чартах не менее пятидесяти двух недель и войдет в золотой фонд всемирного музыкального наследия. Можете мне поверить.
— Не сомневайтесь, поверю.
— Вы должны заронить ее так, чтобы противиться ее желанию родиться он больше не смог. Мне нужна законченная, аранжированная и записанная композиция. Она нужна мне к зиме.
Имс снова глянул в окна. От многочисленных волнорезов отходили сияющие кораблики, в небе бесшумно разрывались фейерверки, тонкая подкова луны неподвижно висела слева от колеса обозрения.
— Чья это... музыка?
— Его.
— Так какого черта он не хочет с ней работать, как все другие, в поте лица своего?
— Вы уверены, что это ваше дело?
— Послушайте, если мы говорим о настоящем творце — в чем я, признаться, сомневаюсь, — все это и так произойдет естественным образом, без всякого вмешательства... Он просто не сможет сдержать силу по-настоящему мощного... э-э-э... произведения. А если сможет — значит, оно того и не стоило. Откуда мелодия известна, кстати?
— Он частично записал ее на одном лейбле.
— На каком же лейбле? — издевательски протянул Имс, сощурившись. — И вы решили украсть музыку у этой компании? Банальное пиратство?
— Я купил компанию, — поправил его собеседник, поднося к губам салфетку. Накрахмаленная ткань едва слышно скрипнула в паузе между жалобами саксофона. — Решил, так будет проще. С вашим воображением, мистер Имс, пиратство в предлагаемом мною, как вы выразились, антураже, должно показаться вам...
— … забавным.
— Именно.
— Что произошло дальше? — резко спросил Имс. — Зачем внедрять человеку его собственную музыку?
Сайто развел руками:
— Он забыл ее.
— Забыл?
— О да. Забыл. И отказывается вспоминать. Я полагаю, это не должно показаться вам странным.
— Ну что вы, — процедил Имс сквозь зубы. — Как быть с полным отсутствием у меня слуха? Я могу видеть себя в мечтах хоть Паваротти — хотя предпочел бы более спортивный образ, — но провести музыканта...
— Вы склонны считать это моей проблемой? — Сайто аккуратно подвинул в сторону нож. Теперь на столе никакие три предмета не находились на одной прямой. — Я смогу сопровождать вас не более чем в качестве восторженного слушателя.
— Буду вынужден отказаться.
— Боюсь, вам не удастся.
Музыка оборвалась на высокой, нервирующей Имса ноте. Музыкант неторопливо поклонился своим ботинкам и прошел куда-то в кухню. Имитатор проклял последовательно безденежье, любопытство и климат. Климат — дважды. В зале громко и излишне восторженно хлопали. Причем не только дамы. Имс сморщился и заправил салфетку за широкий ворот расстегнутой рубахи. Та немедленно обвисла парусами попавшего в штиль фрегата. Тысяча морских чертей, он намерен, по крайней мере, нормально поесть за счет этого ненормального саксофила.
Дни были ветреными, жаркими и просоленными потом. Ночи были просоленными потом, жаркими и ветреными. Над Карибскими островами нависла «ла сека»*, над Имсом — становящаяся все отчетливее тень абсолютного провала. Мальчишка носил костюмы и галстуки в сорокаградусную мучительную жару. Пил ром с содовой. Играл на своей чертовой дудке — с восьми до десяти каждый день и три часа в субботу на пляже Лас Тортугас. Он исправно знакомился с Имсом каждый день: в городе, в кофетории** Марии Саграна, в баре, где американцы стучали бильярдными шарами, а местные неторопливо потягивали скверный неочищенный ром. Он не возражал против знакомства, не выражал по этому поводу бурной радости и вообще ничего не. На следующий день он просто не помнил Имса, который сначала было принял это за дурную шутку артистической натуры.
Собаки валялись в пыли под огромным, жутковато изогнутым платаном, будто прихваченным внезапным приступом радикулита. В сиесту все звуки казались омерзительно громкими и в высшей степени неуместными. Сайто придержал норовящую захлопнуться от сквозняка рассохшуюся дверь и прошел во второй зал— с выкрашенными в голубой стенами и нелепыми ретаблос на них. Имс приветствовал его взмахом полупустой бутылки.
— Я уж опасался, вы тоже заявитесь в костюмчике, босс. Что с парнишкой? Какого черта у него с головой и какого дьявола я не был поставлен об этом в известность перед началом работы?
— Подайте на меня в суд, — дружелюбно предложил Сайто и кивнул худощавой высокой женщине в черном за стойкой. Мария Саграна отстранила кинувшегося было выполнять безмолвный заказ официанта, принесла кофе сама и, неодобрительно глянув на Имса, прокаркала что-то по-испански. Сайто покачал головой. Имс вздернул бровь. — Неустойка — как и огласка — вам не по карману, мой уважаемый друг-имитатор. А раз у вас в любом случае нет возможности отказаться, дополнительные трудности должны лишь придать задаче очарования, не так ли?
— Пытаетесь держать меня за горло? — светским тоном поинтересовался Имс, подаваясь вперед.
— Не пытаюсь, — любезно вернул Сайто.
В дальнем углу под большим телевизором вскинулись и заорали футбольные болельщики-немцы. Мальчишка-саксофонист не быстро и не медленно пил мохито за стойкой. Пиджак его Имс ненавидел чуть меньше воспоминаний об учителе математики в частной школе для мальчиков «Холлсторн».
В пять утра солнце лупит в опрометчиво не зашторенные с вечера окна. Комната похожа на локальное отделение ада: добрый день, филиал Карибский, сотрудник Имс, слушаю вас? По единственному в городе шоссе, проложенному вдоль косы, уже снуют небольшие грузовики «гуагуас», перекрикиваются грузчики и служащие отеля. Имсу хочется сдохнуть от похмелья, сдохнуть от липкой жары, сдохнуть от общей безнадежности предприятия и от того, что он действительно не видит возможности соскочить. Имс сжимает кулак левой руки. Имс разжимает кулак левой руки. Имс смотрит в потолок. В потолке длинная трещина. Невероятным усилием воли он поднимается и, ведя раскрытой ладонью по стене, доходит до душа. Под ногами песок. Окно душевой выходит на зеленоватую воду лагуны с крокодилами. Имс стоит, уткнувшись лбом в прохладный кафель. Опресненная, скверно пахнущая вода стекает с волос на плечи, бежит по спине.
Артур, саксофонист из «Энкарнасьон», не вздрагивает и не пытается отстраниться, когда слишком близко к нему оказывается чужая, пару-тройку дней не бритая щека, а совершенно незнакомый мужик в распахнутой рубашке пытается приобнять его за плечи. Впрочем, он довольно-таки быстро прекращает свои попытки.
— Удиви меня?
— Простите?
— Понимаешь, совершенно не вижу никакой альтернативы тому, чтобы просто подвалить к тебе и предложить провести часа два со мной. Ночью. Днем. Утром. Во сне. Спать. Просто не хочется вломить тебе по голове, а потом еще тащить. Понимаешь?
«Скверный английский, — морщится Артур, — так сразу и не поймешь, чего хочет. Хотя акцента вроде не слышно».
— А на что вы рассчитываете?
— Я же сказал: удиви меня. Застрял в чертовом дне сурка, три недели каждый день все по новой. Жара еще проклятая. Давай, детка. Скажи «да».
Огромная морская черепаха неподвижно застыла по другую сторону стойки, блестит черный выпуклый глаз, жужжат мухи. Туристки в шляпах с красными ленточками качаются на подвешенных к потолочным балкам качелях, море шипит приливом на рифе. Артур помнит, как сложить пальцы и как ударить, Артур не помнит, зачем и неизбежно медлит.
— Перебрал дружок мой, — Имс подмигивает владельцу пляжного бара, подхватывая странного парня в европейском костюме. На стойке остается смятая зеленая купюра. Пако Ривейра видит два нуля. Это весьма убедительно напоминает ему о том, как он любит смотреть на море в эти часы: мощь поднимающейся приливной волны ни с чем не сравнима.
С пушечной палубы бой выглядит совсем не так, как с квартердека, убежден Имс. Впрочем, с пушечной палубы бой вообще никак не выглядит: зарядить пушки, выстрелить, откатить пушки, охладить пушки, прочистить пушки, перезарядить, выстрелить... Дым, жара и пробивающиеся диким ревом сквозь бесконечный грохот команды канонира. Имс усмехается, когда на Радио-Невада в стотысячный раз уже, сразу за новостями, врубают навязший в ушах до омерзения саундтрек к очередному голливудскому блокбастеру для детей — про пиратов, красавиц и сокровища. В фильме темноволосый красавец-герой выхватывал у сигнальщика его дудку, горн или как его там, и трубил эту проклятую мелодию, как больной ларингитом слон. Имс хохотал так, что облился виски, а шипящие от возмущения девицы справа и слева чуть не вытолкали его из темного кинозала.
Заметно теплеет, и снег начинает идти крупными хлопьями, сменяя мелкую твердую крупу. Ветер, впрочем, слабее не становится, так и норовит столкнуть машину с трассы. Имс переключает радио, чертыхается, снова попав на ту же музыку в рождественском чарте — сдурели они все там! — и включает дворники на ускоренный режим. В свете фар из метели проявляется и вновь пропадает в ней знакомое высокомерное лицо, костюм, пальцы, дудка эта... и на следующем... и еще на одном... Имс выключает дальний свет и включает противотуманные фары. Ему еще долго ехать, а все эти концерты и прочие глупости его, надо сказать, не очень интересуют. Совершенно не интересуют.
На ближайшей заправке Тоталь он берет паршивый кофе в бумажном стаканчике и толстый жирный сэндвич с рыбой. На экране телефона остаются следы пальцев.
«Что ты сегодня помнишь обо мне, детка?»
Пауза. Сигнал.
«Имс, я впечатлен».
Пауза.
«Твоя снисходительность, как всегда, мне льстит...» — а, черт с ним! Имс засовывает телефон в карман куртки и выходит под летящий снег. За его спиной на заправке начинает играть «пиратский» хит.
___________________________
* - «ла сека» - сезон засухи
** - кофетория - кофейня