Название: День рождения
Размер: мини (1221 слово)
Персонажи: Ричард Армитидж, Грэм МакТавиш, Дин О'Горман, Эйдан Тернер
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R
Предупреждения: RPS
Краткое содержание: «Утром двадцать второго августа мы добрались-таки до океана»...
читать дальшеПятнадцатого августа Питер стянул очки, потер ладонью покрасневшую переносицу и лоб и скомандовал:
— Так. Значит, вы двое и ты — до двадцать пятого мне на глаза не показываться, страну не покидать, не бриться. Вопросы есть?
— А я? — тут же влез Тернер. — Можно мне тоже не покидать и не бриться?
Питер только рукой махнул, а его ассистентка тут же подлетела к Эйдану и зашуршала своими бесконечными таблицами: «Мистер Тернер, у вас ближайший съемочный день двадцать третьего, работа в студии, сцена с троллями…» «Так сегодня же только пятнадцатое! — жизнерадостно проорал ирландец. — Эй, эй, не вздумайте свалить без меня, я буду страшно мстить!»
— Страшно мстить он будет, — проворчал Грэм и поскреб надоевшую щетину на шее. — Зубной пастой ночью намажет, не иначе. О’Горман, назначаешься навигатором. И штурманом.
— Я домой хотел смотаться, — улыбнулся Дин. — Но вы приглашены, если что.
— Да? А твоя уважаемая матушка переживет нашествие заросших вонючих гномов на вашу пасторальную деревеньку?
— Моя уважаемая матушка — жена художника и мать двоих сыновей. Ты на съемках Рэмбо такого не видал, что она переживала, не дрогнув.
МакТавиш захохотал, зачем-то засунул Дина себе под мышку и растрепал его отросшие волосы. Тернер показал ему кулак, а Дин поставил подножку. Питер возвел глаза к высокому потолку павильона и завопил: «Вон! Все — вон! Во-он!»
Вики О’Горман действительно не дрогнула лицом, когда четверо бородатых мужиков вывалились из крошечного фиата Дина («Фиат — это маленький ламборгини!») у нее на лужайке, только прищурилась, закидывая кухонное полотенце на плечо:
— Мальчики, я вижу, вы голодны. Дин, я же покупала тебе нормальные штаны! Проходите, не стойте. Пирог, правда, вчерашний, мой дурной сын не догадался предупредить заранее, извините. Как погода в столице?
Дин сделал несчастные глаза и мгновенно куда-то исчез, Грэм прошел на кухню и завел оттуда: «Миссис О’Горман, какой чудесный сад! А это у вас гортензии? О, не волнуйтесь, у меня две дочери, так это еще хуже… Разрешите, я это отнесу…»
Я сел на диван в гостиной и принялся разглядывать картины на стенах. Эйдан появился через минуту и присел на самый краешек, держа спину противоестественно прямо и сцепив руки в замок на коленях. Из кухни появился Грэм с горой чашек и блюдец, за ним пирог, а за ними Вики.
— Вот эти рисовал Ланс, мой муж, — объяснила она, перехватив мой взгляд, — а вот эти Дин. Он считает, что не очень хорошо рисует. — Все бурно запротестовали, но она легко перекрыла гвалт, казалось, даже не повышая голоса: — А кто хочет пирога? Дин! Дин, спускайся немедленно!
Пирога хотели все. Минут через десять из кухни потянуло запеченным мясом, Дин появился, снова исчез, потом опять появился.
— В Окленде стоит посмотреть Музей Искусств, он неплох, хотя с Британским, разумеется, не сравнить, — говорила Вики. — Еще чаю, Ричард? Эйдан, ты ничего не ешь, совсем как мой ужасный сын... Что еще? Памятник первым поселенцам… Дин, куда ты опять делся? Мальчики, у вас уже был секс?
Эйдан облился горячим чаем и булькнул:
— Аг-г-г-гх-х-х-хм-м-м…
Дин позеленел и сказал страшным шепотом:
— Ну мама!
— Что мама? — изумилась Вики. — Я сто раз тебе говорила, что мы с папой примем любой твой выбор, только определись уже, Христа ради бога. И я же должна знать, сколько готовить спален!
У Оклендского музея оказалось одно несравненное достоинство: он был невелик.
— Что дальше? — щурясь на солнце, спросил Дин. — Остаемся в городе или едем на пляжи?
— Бросим монетку, — за всех ответил Эйдан, вытащил из кармана пятидесятицентовик и подкинул его. Монетка звякнула о булыжник набережной, укатилась за парапет и упала под ноги местному жителю, тоже заросшему бородой и весьма живописно одетому. Эйдан с Дином свесились с ограждения и стали орать — пускай он скажет, что там, что выпало! Обитатель набережной показал степенный жест из двух соединенных пальцев — мол, все ок, — и пять пальцев на другой руке. Пять. Решка. Потом он сделал вид, что пробует монетку на зуб, подмигнул и спрятал ее в глубины одеяния — за труды. «Стервец, — восхищенно сказал Эйдан. — Абсолютно счастливый человек. Учись, Дино. — И тут же перешел на деловой тон: — Ну что, судьба велит убираться из прибежища разврата. Пляж?»
И мы двинули на юг, а потом на запад. Из всей поездки я более-менее запомнил бар «Хэмингуэй» в каком-то богом забытом городишке, откуда Эйдана, рванувшего в погреб с воплем «Я только попробовать!», пришлось уносить, и маленькую гостиницу, уже перед самым океаном. Нас накрыла гроза, и было принято единственное верное решение: не пытаться пробираться дальше в бурю и в ночной тьме, а подождать до утра. Утром степенные улыбчивые старушки-хозяйки нагуляли румянец на щечках, бегая по три раза в кухню и обратно, чтобы накормить нас завтраком. Дин перевернул банку с апельсиновым джемом, одна из старушек поскользнулась на сладкой лужице и с размаху уселась Эйдану на колени. Мы предлагали потом заплатить за джем и за завтрак в двойном размере, но они только отмахивались и говорили, что давно уже так не смеялись, а это дорогого стоит.
Утром двадцать второго августа мы добрались-таки до океана.
Океан поражает сердце один раз и на всю жизнь. Когда перебираешься через дюны, преодолевая сопротивление ветра, и выходишь на огромный песчаный берег, чувствуешь, что касаешься чего-то изначального, настоящего. Когда смотришь на море или на залив, боковым зрением видно, как края воды сворачиваются, скручиваются и укладываются в окоем. Океан не кончается там, где заканчивается поле человеческого зрения. Если смотреть прямо перед собой, линия берега уходит направо и налево, насколько хватает глаз. Без конца. Мы стояли на дюне и глядели вниз, на воду и на небо. Потом, не сговариваясь, побежали к берегу, сдирая футболки и расстегивая джинсы. С первого же шага воды оказалось мне по грудь. Набежавшая волна закрутила меня, перевернула, протащила по песку и потянула обратно в глубину. Я выбрался на берег, глупо пытаясь уцепиться за камни — они выворачивались из-под пальцев. Следующая волна ударила в спину, кинула вперед, захлестнула с головой, я глотнул соленой океанской сыворотки, волосы налипли на глаза, в ушах была вода. Наступила темнота и тишина.
Когда Грэм выволок меня на берег, я цеплялся за него, кашлял и отплевывался. Болела грудь, в голове звенело.
— А в «Спасателях Малибу» ты не снимался?
— Похож на Памелу Андерсон? Сиськами, я надеюсь?
— Не надейся.
Когда я потянулся к его сжатому в усмешке рту, еще можно было оправдаться шоком утопающего, попыткой немедленно доказать себе, что ты еще здесь, еще жив, но когда он развернул меня спиной к себе и толкнул вперед, на песок, и я упал неловко, вывернув левый локоть, необходимость в оправданиях исчезла вместе со всем остальным миром. Остался шум океана, с силой бьющего в берег, и Грэм, вламывающийся в мое тело, и боль, и страх, и восторг, и его крепкие руки, обхватывающие меня поперек груди, как тогда, когда он тащил меня из воды. Крик я попытался сдержать, но никакой необходимости в этом не было — все тонуло в шуме волн. Грэм поднялся и плеснул на меня водой, смывая белесые потеки, и вскинулся, когда я зарычал.
— Порвал тебя? Дай посмотрю… Да чего уже стесняться-то? А ты сам?.. Нет?.. Давай помогу.
Я расцепил его пальцы и отвел руку от своего члена:
— Не надо. В первый раз все равно не получится.
Он глянул на меня и коротко кивнул.
Потом мы валялись прямо на песке, раскинув руки, и щурились на неяркое солнце.
— Надо было тебя столько с собой тащить, чтобы хоронить в Новой Зеландии, — лениво цедил Грэм. — Дорого, между прочим.
— Возьмешь из моей страховки, — отмахивался я. Я по-прежнему лежал на животе, и крупные песчинки впивались в кожу. — На сдачу купишь себе много приятных мелочей. А где мальчишки?
— Ты не хочешь этого знать, — улыбался Грэм, и я соглашался:
— Не хочу.
А потом он вдруг сказал:
— Да! С днем рождения. Будем считать, что я подарил тебе жизнь.
И я ответил:
— Идет.
Размер: мини (1221 слово)
Персонажи: Ричард Армитидж, Грэм МакТавиш, Дин О'Горман, Эйдан Тернер
Категория: слэш
Жанр: романс
Рейтинг: R
Предупреждения: RPS
Краткое содержание: «Утром двадцать второго августа мы добрались-таки до океана»...
читать дальшеПятнадцатого августа Питер стянул очки, потер ладонью покрасневшую переносицу и лоб и скомандовал:
— Так. Значит, вы двое и ты — до двадцать пятого мне на глаза не показываться, страну не покидать, не бриться. Вопросы есть?
— А я? — тут же влез Тернер. — Можно мне тоже не покидать и не бриться?
Питер только рукой махнул, а его ассистентка тут же подлетела к Эйдану и зашуршала своими бесконечными таблицами: «Мистер Тернер, у вас ближайший съемочный день двадцать третьего, работа в студии, сцена с троллями…» «Так сегодня же только пятнадцатое! — жизнерадостно проорал ирландец. — Эй, эй, не вздумайте свалить без меня, я буду страшно мстить!»
— Страшно мстить он будет, — проворчал Грэм и поскреб надоевшую щетину на шее. — Зубной пастой ночью намажет, не иначе. О’Горман, назначаешься навигатором. И штурманом.
— Я домой хотел смотаться, — улыбнулся Дин. — Но вы приглашены, если что.
— Да? А твоя уважаемая матушка переживет нашествие заросших вонючих гномов на вашу пасторальную деревеньку?
— Моя уважаемая матушка — жена художника и мать двоих сыновей. Ты на съемках Рэмбо такого не видал, что она переживала, не дрогнув.
МакТавиш захохотал, зачем-то засунул Дина себе под мышку и растрепал его отросшие волосы. Тернер показал ему кулак, а Дин поставил подножку. Питер возвел глаза к высокому потолку павильона и завопил: «Вон! Все — вон! Во-он!»
Вики О’Горман действительно не дрогнула лицом, когда четверо бородатых мужиков вывалились из крошечного фиата Дина («Фиат — это маленький ламборгини!») у нее на лужайке, только прищурилась, закидывая кухонное полотенце на плечо:
— Мальчики, я вижу, вы голодны. Дин, я же покупала тебе нормальные штаны! Проходите, не стойте. Пирог, правда, вчерашний, мой дурной сын не догадался предупредить заранее, извините. Как погода в столице?
Дин сделал несчастные глаза и мгновенно куда-то исчез, Грэм прошел на кухню и завел оттуда: «Миссис О’Горман, какой чудесный сад! А это у вас гортензии? О, не волнуйтесь, у меня две дочери, так это еще хуже… Разрешите, я это отнесу…»
Я сел на диван в гостиной и принялся разглядывать картины на стенах. Эйдан появился через минуту и присел на самый краешек, держа спину противоестественно прямо и сцепив руки в замок на коленях. Из кухни появился Грэм с горой чашек и блюдец, за ним пирог, а за ними Вики.
— Вот эти рисовал Ланс, мой муж, — объяснила она, перехватив мой взгляд, — а вот эти Дин. Он считает, что не очень хорошо рисует. — Все бурно запротестовали, но она легко перекрыла гвалт, казалось, даже не повышая голоса: — А кто хочет пирога? Дин! Дин, спускайся немедленно!
Пирога хотели все. Минут через десять из кухни потянуло запеченным мясом, Дин появился, снова исчез, потом опять появился.
— В Окленде стоит посмотреть Музей Искусств, он неплох, хотя с Британским, разумеется, не сравнить, — говорила Вики. — Еще чаю, Ричард? Эйдан, ты ничего не ешь, совсем как мой ужасный сын... Что еще? Памятник первым поселенцам… Дин, куда ты опять делся? Мальчики, у вас уже был секс?
Эйдан облился горячим чаем и булькнул:
— Аг-г-г-гх-х-х-хм-м-м…
Дин позеленел и сказал страшным шепотом:
— Ну мама!
— Что мама? — изумилась Вики. — Я сто раз тебе говорила, что мы с папой примем любой твой выбор, только определись уже, Христа ради бога. И я же должна знать, сколько готовить спален!
У Оклендского музея оказалось одно несравненное достоинство: он был невелик.
— Что дальше? — щурясь на солнце, спросил Дин. — Остаемся в городе или едем на пляжи?
— Бросим монетку, — за всех ответил Эйдан, вытащил из кармана пятидесятицентовик и подкинул его. Монетка звякнула о булыжник набережной, укатилась за парапет и упала под ноги местному жителю, тоже заросшему бородой и весьма живописно одетому. Эйдан с Дином свесились с ограждения и стали орать — пускай он скажет, что там, что выпало! Обитатель набережной показал степенный жест из двух соединенных пальцев — мол, все ок, — и пять пальцев на другой руке. Пять. Решка. Потом он сделал вид, что пробует монетку на зуб, подмигнул и спрятал ее в глубины одеяния — за труды. «Стервец, — восхищенно сказал Эйдан. — Абсолютно счастливый человек. Учись, Дино. — И тут же перешел на деловой тон: — Ну что, судьба велит убираться из прибежища разврата. Пляж?»
И мы двинули на юг, а потом на запад. Из всей поездки я более-менее запомнил бар «Хэмингуэй» в каком-то богом забытом городишке, откуда Эйдана, рванувшего в погреб с воплем «Я только попробовать!», пришлось уносить, и маленькую гостиницу, уже перед самым океаном. Нас накрыла гроза, и было принято единственное верное решение: не пытаться пробираться дальше в бурю и в ночной тьме, а подождать до утра. Утром степенные улыбчивые старушки-хозяйки нагуляли румянец на щечках, бегая по три раза в кухню и обратно, чтобы накормить нас завтраком. Дин перевернул банку с апельсиновым джемом, одна из старушек поскользнулась на сладкой лужице и с размаху уселась Эйдану на колени. Мы предлагали потом заплатить за джем и за завтрак в двойном размере, но они только отмахивались и говорили, что давно уже так не смеялись, а это дорогого стоит.
Утром двадцать второго августа мы добрались-таки до океана.
Океан поражает сердце один раз и на всю жизнь. Когда перебираешься через дюны, преодолевая сопротивление ветра, и выходишь на огромный песчаный берег, чувствуешь, что касаешься чего-то изначального, настоящего. Когда смотришь на море или на залив, боковым зрением видно, как края воды сворачиваются, скручиваются и укладываются в окоем. Океан не кончается там, где заканчивается поле человеческого зрения. Если смотреть прямо перед собой, линия берега уходит направо и налево, насколько хватает глаз. Без конца. Мы стояли на дюне и глядели вниз, на воду и на небо. Потом, не сговариваясь, побежали к берегу, сдирая футболки и расстегивая джинсы. С первого же шага воды оказалось мне по грудь. Набежавшая волна закрутила меня, перевернула, протащила по песку и потянула обратно в глубину. Я выбрался на берег, глупо пытаясь уцепиться за камни — они выворачивались из-под пальцев. Следующая волна ударила в спину, кинула вперед, захлестнула с головой, я глотнул соленой океанской сыворотки, волосы налипли на глаза, в ушах была вода. Наступила темнота и тишина.
Когда Грэм выволок меня на берег, я цеплялся за него, кашлял и отплевывался. Болела грудь, в голове звенело.
— А в «Спасателях Малибу» ты не снимался?
— Похож на Памелу Андерсон? Сиськами, я надеюсь?
— Не надейся.
Когда я потянулся к его сжатому в усмешке рту, еще можно было оправдаться шоком утопающего, попыткой немедленно доказать себе, что ты еще здесь, еще жив, но когда он развернул меня спиной к себе и толкнул вперед, на песок, и я упал неловко, вывернув левый локоть, необходимость в оправданиях исчезла вместе со всем остальным миром. Остался шум океана, с силой бьющего в берег, и Грэм, вламывающийся в мое тело, и боль, и страх, и восторг, и его крепкие руки, обхватывающие меня поперек груди, как тогда, когда он тащил меня из воды. Крик я попытался сдержать, но никакой необходимости в этом не было — все тонуло в шуме волн. Грэм поднялся и плеснул на меня водой, смывая белесые потеки, и вскинулся, когда я зарычал.
— Порвал тебя? Дай посмотрю… Да чего уже стесняться-то? А ты сам?.. Нет?.. Давай помогу.
Я расцепил его пальцы и отвел руку от своего члена:
— Не надо. В первый раз все равно не получится.
Он глянул на меня и коротко кивнул.
Потом мы валялись прямо на песке, раскинув руки, и щурились на неяркое солнце.
— Надо было тебя столько с собой тащить, чтобы хоронить в Новой Зеландии, — лениво цедил Грэм. — Дорого, между прочим.
— Возьмешь из моей страховки, — отмахивался я. Я по-прежнему лежал на животе, и крупные песчинки впивались в кожу. — На сдачу купишь себе много приятных мелочей. А где мальчишки?
— Ты не хочешь этого знать, — улыбался Грэм, и я соглашался:
— Не хочу.
А потом он вдруг сказал:
— Да! С днем рождения. Будем считать, что я подарил тебе жизнь.
И я ответил:
— Идет.