Название: Лос-Анджелес, двенадцать тридцать
Размер: мини (1200 слов)
Персонажи: Дин О'Горман, Эйдан Тернер
Категория: джен
Жанр: повседневность, ангст. Ангст повседневности)
Рейтинг: G
читать дальшеСолнечный квадрат на полу дрогнул и уехал в сторону, задержался на минуту у шкафа и вполз на стену, повиснув правым углом вниз: в доме напротив распахнули окно в ранее зябкое утро, солнечные блики разбежались по всей улице. Завелся мотор, кто-то весело крикнул и уехал, рокот стих. С шумом поднялись жалюзи булочной, запахло свежим хлебом и грозой.
Дин закрыл глаза. Потерпел минуту, открыл глаза. Закрыл глаза. Сполз с кровати, завернувшись в одеяло, спустился на первый этаж в ванную, засунул за щеку зубную щетку и наклонился, пережидая тошноту. С некоторых пор мимо зеркал он проходил быстро. Или глядя в другую сторону. Или зажмурившись.
Телефон начал звонить и звонил долго, настойчиво, прерываясь, видимо, на вспышки отчаяния на той стороне. Дин терпеливо пережидал, опираясь о раковину и бессмысленно глядя в небольшое высокое окошко. На соседнем дворе цвели крупноголовые одуванчики. Девочка в синем платье играла в ободранный мяч с четкой зеленой полоской: удар в стену, визг, подскок, погоня за мячом. Удар в стену. Визг. Подскок. Дин держал глаза открытыми, а голову прямо. Удар. Визг. Подскок. Телефон наконец перестал звонить. Дин сунул голову под струю воды, подождал немного. Закрыл воду. Потом выпрямился и накинул на плечи полотенце. Удар. Визг. Телефон Дин взял осторожно, не переворачивая дисплеем вверх, и поставил заряжаться. Улыбающийся квакер с коробки с овсяным печеньем равнодушно посмотрел на него. Дин пожал плечами и лег на диван. Температура в доме постепенно поднималась, надо бы встать и закрыть шторы. Надо бы встать. Встать.
Эйдан барабанил сначала в парадную дверь, потом в заднюю. Потом выбил приоткрытое окошко в ванной — слишком маленькое и высокое, с видом на закат, одуванчики и облезлый мяч. Минуту — или сто, или, может быть, сто миллионов — Дин смотрел на замершую в полумраке высокую, очень высокую фигуру и чувствовал, как его желудок, отделившись от тела, парит где-то метрах в двадцати над головой. Потом вспыхнул свет, и Эйдан радостно заорал, оглядываясь:
— Слушай, да у тебя, я смотрю, полный порядок! Обычно когда у людей вот это вот самое, так хлама по колено, коробки от пиццы, жестянки, все валяется. Ну, в кино так показывают. А ты живчик, молодцом! Собаку куда дел, придурок? С ней хоть гулять надо! Попить есть? Черт с ним. Как здесь заказать? Проклятый остров, даже телефоны не как у людей. И я здесь просадил три года жизни! Ладно, два.
— Собака у Сары, — глупо ответил Дин, — с ней гулять надо. Подожди.... ты как тут?
— Я тебе мерещусь, не сомневайся, — заржал Эйдан. — О, булочка! Что-то заждалась... Ты как хочешь, а я собираюсь еще долго жить и радоваться, у меня сериальчик на маме-БиБиСи и вообще большие планы, так что вставай. Давай-давай, мне Сам Питер лично позвонил и сказал, что если ты не соизволишь долететь до ЭлЭй, я могу не рассчитывать на роли выше «вот ваше чертово пальто, мэм». И это при том, что я: раз — не нанимался тебе в мамочки, два — чертовски не люблю отрывать зад от барного стула. Ты в восторге?
— Стул вон там, — задумчиво сказал Дин и махнул рукой куда-то в сторону окна в сад. — Скорее садись.
— Спасибо, Эйдан, я тронут, Эйдан, дай обниму, Эйдан, ну как ты вообще, дружище, сейчас натяну штаны, мы идем в бар отмечать твой приезд, мой любимый сумасшедший придурок, — подсказал ирландец, с грохотом сметая со стула книги и, кажется, старую полуразобранную камеру.
— Сумасшедший придурок, — согласился Дин и закрыл глаза. Минуту было абсолютно тихо. И две. И три. «Все-таки надо сходить к врачу», — подумал Дин и усмехнулся. Смешок съежился в тишине. Часы отсчитывали секунды громко и безжалостно, механизм работал четко. Дин открыл глаза. Эйдан смотрел на него хмуро и зло:
— Реально с катушек съехал, надо же. Я думал, может, творческий период. Очищение там через страдание, еще какая поебень. Ну что, поговорим добровольно с дорогим старым другом или будем претерпевать?
— Что?
— Лишения! — рявкнул Эйдан. — Идиот! У меня через два дня шоу «приходите смотреть наш офигенно натуралистичный фильм и невероятную актерскую игру, особенно вот у тех жутких рож в резиновых масках и тонне программного макияжа»! В Лондоне! А у тебя через три. Не явишься, Вета по судам затаскает, ну Дино! Хотя да, тебя же для этого сначала придется поднять.
— В Лондоне?
— В Лондоне. У меня.
— А у меня где?
— Ты вообще не слушаешь, что я тебе тут говорю, да? Лос-Анд-же-лес. Это другой край света, дружище, даже не отвлекаясь на то, что краев у него, говорят, особенно нет. Слушай, так а найдется что-нибудь попить? Ну, и там... не будет... в общем, никого.
— Никого?
— Ну как... Ты вот будешь. И вообще там все, конечно, будут...
— Никого.
— А никого — не будет, да. Он там... неважно. Я не знаю.
— Ясно.
— Если ты сейчас закроешь глаза, я тебя стукну.
— Валяй.
— Ладно, пойдем другим путем. Если ты сейчас не встанешь и не оденешься, я потащу тебя в паб на своих могучих плечах в чем есть. Сомневаешься?
— Ни секунды.
— Так что?
— Тащи.
Эйдан встал, подошел к нему и начал молча рассматривать, наклонив голову к левому плечу. Дин закрыл глаза. Через мгновение диван ощутимо прогнулся: Эйдан завалился на другой край и откинулся на спинку. Та тихонько скрипнула.
— Знаешь про двух лягушек, которые упали в кувшин с молоком? Одна сложила лапки и захлебнулась...
«...а другая тоже захлебнулась, но дергалась, дергалась, сбила сметану, масло, кувшин, выбралась и поскакала дальше, как ни в чем не бывало, дерганая и мертвая...»
— Я тут провалил кое-что, — сказал Дин пустоте под веками. — Ну и потом там было... с театром... и с выставкой... и вот хотел еще тут фильм...
— Не провалил, — отозвался Эйдан откуда-то из немыслимой дали справа. — У тебя под входной дверью конверт ровняк толщиной с контракт, дубина. Возможно, даже со страховкой.
Пружины скрипят, напрягаясь и расслабляясь снова. Дин слушает, как Эйдан бродит по первому этажу, цепляясь за все и чертыхаясь, потом раздается радостный возглас и сосредоточенное сопение. Еще через несколько мгновений Эйдан сдержанно и даже почти нормальным тоном говорит:
— Добрый вечер, мэм, простите за поздний звонок, не смог вам вовремя ответить, приношу свои извинения, это Дин О'Горман...
Дин улыбается в темноту. Трубка отрывисто вскрикивает и смеется, заверяя «в любое время... разумеется.... мы рады... вам выслали... ждем!», Эйдан льет мед, играя голосом и, Дин мог бы поклясться, лицом, сделавшись неуловимо похожим сейчас на него самого, даже на щеке прорезалась ямочка... Нужно открыть глаза. Дин не может. Ричард сказал бы, поморщившись: «Как пеленки. Обязательно кто-то должен прийти и сменить». Дин думает: «Да». Эйдан орет из коридора: «Ага, и билеты уже неделю лежат. Вот ты все-таки придурок!» И: «Нет, реально вставай, я жрать хочу!»
Дин летит над океаном. Люди негромко разговаривают, их голоса сливаются с ровным гулом моторов, улыбаются стюардессы с синими платочками на длинных тонких шеях. Всегда они улыбаются и всегда они молоды, даже если между последней сигаретой и следующей, которую ты прикурил от нее, пройдет сотня лет.
В аэропорту Эйдан с размаху хлопнул его по спине, облапил огромным горячим плюшевым медведем: «Бороденку сбрей, как только долетишь, обещай мне, Дино, будь хорошим мальчиком! Все, мне на Лондон, давай! Буду тебя смотреть!»
Дин делает шаг вперед и оборачивается:
— Эй! Про Питера ты же наврал?
— Наврал, разумеется, — Эйдан сверкает зубами и бликами на стеклах темных очков.
— Понятно.
— Филиппа звонила. Ну, давай. Удачи!
Дин достает из кармана в спинке переднего кресла журнал и бездумно смотрит на короля гномов и его племянников на обложке. Заголовок гласит «Долгожданная встреча...» и что-то там еще. «Долгожданная встреча», — усмехается Дин. С никем.
Размер: мини (1200 слов)
Персонажи: Дин О'Горман, Эйдан Тернер
Категория: джен
Жанр: повседневность, ангст. Ангст повседневности)
Рейтинг: G
читать дальшеСолнечный квадрат на полу дрогнул и уехал в сторону, задержался на минуту у шкафа и вполз на стену, повиснув правым углом вниз: в доме напротив распахнули окно в ранее зябкое утро, солнечные блики разбежались по всей улице. Завелся мотор, кто-то весело крикнул и уехал, рокот стих. С шумом поднялись жалюзи булочной, запахло свежим хлебом и грозой.
Дин закрыл глаза. Потерпел минуту, открыл глаза. Закрыл глаза. Сполз с кровати, завернувшись в одеяло, спустился на первый этаж в ванную, засунул за щеку зубную щетку и наклонился, пережидая тошноту. С некоторых пор мимо зеркал он проходил быстро. Или глядя в другую сторону. Или зажмурившись.
Телефон начал звонить и звонил долго, настойчиво, прерываясь, видимо, на вспышки отчаяния на той стороне. Дин терпеливо пережидал, опираясь о раковину и бессмысленно глядя в небольшое высокое окошко. На соседнем дворе цвели крупноголовые одуванчики. Девочка в синем платье играла в ободранный мяч с четкой зеленой полоской: удар в стену, визг, подскок, погоня за мячом. Удар в стену. Визг. Подскок. Дин держал глаза открытыми, а голову прямо. Удар. Визг. Подскок. Телефон наконец перестал звонить. Дин сунул голову под струю воды, подождал немного. Закрыл воду. Потом выпрямился и накинул на плечи полотенце. Удар. Визг. Телефон Дин взял осторожно, не переворачивая дисплеем вверх, и поставил заряжаться. Улыбающийся квакер с коробки с овсяным печеньем равнодушно посмотрел на него. Дин пожал плечами и лег на диван. Температура в доме постепенно поднималась, надо бы встать и закрыть шторы. Надо бы встать. Встать.
Эйдан барабанил сначала в парадную дверь, потом в заднюю. Потом выбил приоткрытое окошко в ванной — слишком маленькое и высокое, с видом на закат, одуванчики и облезлый мяч. Минуту — или сто, или, может быть, сто миллионов — Дин смотрел на замершую в полумраке высокую, очень высокую фигуру и чувствовал, как его желудок, отделившись от тела, парит где-то метрах в двадцати над головой. Потом вспыхнул свет, и Эйдан радостно заорал, оглядываясь:
— Слушай, да у тебя, я смотрю, полный порядок! Обычно когда у людей вот это вот самое, так хлама по колено, коробки от пиццы, жестянки, все валяется. Ну, в кино так показывают. А ты живчик, молодцом! Собаку куда дел, придурок? С ней хоть гулять надо! Попить есть? Черт с ним. Как здесь заказать? Проклятый остров, даже телефоны не как у людей. И я здесь просадил три года жизни! Ладно, два.
— Собака у Сары, — глупо ответил Дин, — с ней гулять надо. Подожди.... ты как тут?
— Я тебе мерещусь, не сомневайся, — заржал Эйдан. — О, булочка! Что-то заждалась... Ты как хочешь, а я собираюсь еще долго жить и радоваться, у меня сериальчик на маме-БиБиСи и вообще большие планы, так что вставай. Давай-давай, мне Сам Питер лично позвонил и сказал, что если ты не соизволишь долететь до ЭлЭй, я могу не рассчитывать на роли выше «вот ваше чертово пальто, мэм». И это при том, что я: раз — не нанимался тебе в мамочки, два — чертовски не люблю отрывать зад от барного стула. Ты в восторге?
— Стул вон там, — задумчиво сказал Дин и махнул рукой куда-то в сторону окна в сад. — Скорее садись.
— Спасибо, Эйдан, я тронут, Эйдан, дай обниму, Эйдан, ну как ты вообще, дружище, сейчас натяну штаны, мы идем в бар отмечать твой приезд, мой любимый сумасшедший придурок, — подсказал ирландец, с грохотом сметая со стула книги и, кажется, старую полуразобранную камеру.
— Сумасшедший придурок, — согласился Дин и закрыл глаза. Минуту было абсолютно тихо. И две. И три. «Все-таки надо сходить к врачу», — подумал Дин и усмехнулся. Смешок съежился в тишине. Часы отсчитывали секунды громко и безжалостно, механизм работал четко. Дин открыл глаза. Эйдан смотрел на него хмуро и зло:
— Реально с катушек съехал, надо же. Я думал, может, творческий период. Очищение там через страдание, еще какая поебень. Ну что, поговорим добровольно с дорогим старым другом или будем претерпевать?
— Что?
— Лишения! — рявкнул Эйдан. — Идиот! У меня через два дня шоу «приходите смотреть наш офигенно натуралистичный фильм и невероятную актерскую игру, особенно вот у тех жутких рож в резиновых масках и тонне программного макияжа»! В Лондоне! А у тебя через три. Не явишься, Вета по судам затаскает, ну Дино! Хотя да, тебя же для этого сначала придется поднять.
— В Лондоне?
— В Лондоне. У меня.
— А у меня где?
— Ты вообще не слушаешь, что я тебе тут говорю, да? Лос-Анд-же-лес. Это другой край света, дружище, даже не отвлекаясь на то, что краев у него, говорят, особенно нет. Слушай, так а найдется что-нибудь попить? Ну, и там... не будет... в общем, никого.
— Никого?
— Ну как... Ты вот будешь. И вообще там все, конечно, будут...
— Никого.
— А никого — не будет, да. Он там... неважно. Я не знаю.
— Ясно.
— Если ты сейчас закроешь глаза, я тебя стукну.
— Валяй.
— Ладно, пойдем другим путем. Если ты сейчас не встанешь и не оденешься, я потащу тебя в паб на своих могучих плечах в чем есть. Сомневаешься?
— Ни секунды.
— Так что?
— Тащи.
Эйдан встал, подошел к нему и начал молча рассматривать, наклонив голову к левому плечу. Дин закрыл глаза. Через мгновение диван ощутимо прогнулся: Эйдан завалился на другой край и откинулся на спинку. Та тихонько скрипнула.
— Знаешь про двух лягушек, которые упали в кувшин с молоком? Одна сложила лапки и захлебнулась...
«...а другая тоже захлебнулась, но дергалась, дергалась, сбила сметану, масло, кувшин, выбралась и поскакала дальше, как ни в чем не бывало, дерганая и мертвая...»
— Я тут провалил кое-что, — сказал Дин пустоте под веками. — Ну и потом там было... с театром... и с выставкой... и вот хотел еще тут фильм...
— Не провалил, — отозвался Эйдан откуда-то из немыслимой дали справа. — У тебя под входной дверью конверт ровняк толщиной с контракт, дубина. Возможно, даже со страховкой.
Пружины скрипят, напрягаясь и расслабляясь снова. Дин слушает, как Эйдан бродит по первому этажу, цепляясь за все и чертыхаясь, потом раздается радостный возглас и сосредоточенное сопение. Еще через несколько мгновений Эйдан сдержанно и даже почти нормальным тоном говорит:
— Добрый вечер, мэм, простите за поздний звонок, не смог вам вовремя ответить, приношу свои извинения, это Дин О'Горман...
Дин улыбается в темноту. Трубка отрывисто вскрикивает и смеется, заверяя «в любое время... разумеется.... мы рады... вам выслали... ждем!», Эйдан льет мед, играя голосом и, Дин мог бы поклясться, лицом, сделавшись неуловимо похожим сейчас на него самого, даже на щеке прорезалась ямочка... Нужно открыть глаза. Дин не может. Ричард сказал бы, поморщившись: «Как пеленки. Обязательно кто-то должен прийти и сменить». Дин думает: «Да». Эйдан орет из коридора: «Ага, и билеты уже неделю лежат. Вот ты все-таки придурок!» И: «Нет, реально вставай, я жрать хочу!»
Дин летит над океаном. Люди негромко разговаривают, их голоса сливаются с ровным гулом моторов, улыбаются стюардессы с синими платочками на длинных тонких шеях. Всегда они улыбаются и всегда они молоды, даже если между последней сигаретой и следующей, которую ты прикурил от нее, пройдет сотня лет.
В аэропорту Эйдан с размаху хлопнул его по спине, облапил огромным горячим плюшевым медведем: «Бороденку сбрей, как только долетишь, обещай мне, Дино, будь хорошим мальчиком! Все, мне на Лондон, давай! Буду тебя смотреть!»
Дин делает шаг вперед и оборачивается:
— Эй! Про Питера ты же наврал?
— Наврал, разумеется, — Эйдан сверкает зубами и бликами на стеклах темных очков.
— Понятно.
— Филиппа звонила. Ну, давай. Удачи!
Дин достает из кармана в спинке переднего кресла журнал и бездумно смотрит на короля гномов и его племянников на обложке. Заголовок гласит «Долгожданная встреча...» и что-то там еще. «Долгожданная встреча», — усмехается Дин. С никем.