Поминальные дни

[carcharhina]

Название: Поминальные дни
Размер: мини, 1017 слов
Фандом: The Hobbit/Хоббит
Персонажи: Бильбо Бэггинс, Бофур, Ори, Торин Дубощит в воспоминаниях
Категория: джен
Жанр: повседневность
Рейтинг: G
Предупреждение: постканон, АУ
Краткое содержание: каждый год соратники Торина Дубощита прибывают к Одинокой горе, чтобы отдать дань памяти павшим в Битве Пяти Воинств.
Матчасть: скорость пони прогулочным шагом — 6, рысью — 12, легким галопом — 18, галопом — 24 км/ч. Верста — 1, 06 км. Трубочное зелье трех видов в Средиземье выращивают только в Шире.

Копченое мясо пахло умопомрачительно. Три голодных желудка бурчали на разные голоса и совсем уж неприлично — на ухабах старой дороги. Когда из дымки и пара, идущих от весенней земли, вынырнули силуэты взгромоздившегося на сваи Озерного города, Бофур негромко сказал пони: «Тпр-р-р-ру!», натянул вожжи, закрепил их, поскреб подбородок и крикнул через плечо, ухмыляясь в усы:
— Мастер Бэггинс! С последнего перекуса чуть ли не двадцать верст не останавливались! Ты здоров, мой добрый друг?
Бильбо вскинул голову, одернул и разгладил новый вышитый жилет с медными пуговицами, зачем-то сунул руку в карман, но тут же вытащил ее и снова разгладил шитье:
— Ты прав, мастер гном! Но мне, понимаешь ли, не хотелось бы чрезмерно задерживаться, потому что побеги еще так юны и крайне важно сохранять для них условия...
Бофур, посмеиваясь, спрыгнул с облучка и подставил хоббиту плечо:
— Давай, Бильбо! Пропустим пару кружек эля и слегка закусим перед последним переходом!
Ори нырнул под холстину, прикрывавшую таинственную поклажу хоббита («Не иначе, три новых жилета», — фыркнул старший гном), и, пыхтя, потянул на себя бурдюк с элем. Бофур вытащил его за помочи штанов, щелкнул по носу и, подхватив эль и мясо, зашагал по пыльной теплой дорожке между курганов. Пекло солнце, сквозь толстый слой жирного густого пепла тут и там пробивались низкорослые и мускулистые цветки маллоса, по Лесной медленно сплавлялась на плоту сильно пьяная свадьба — из тех, видимо, что до сих пор верили в способность воды оградить от духов и призраков в день, когда меняется судьба. Их крики глушил камыш, и Бофур вдруг подумал, что в Гору все чаще приносят вести о зловещих тенях и возрождающемся зле, которому нет даже имени. «Не наше дело, — одернул он себя. — Мы вернули свой дом, и нас ждут годы мира и изобилия». Место выбрали над излучиной, на высоком берегу, и распаковали ароматные пакеты из промасленной бумаги.
— … и это, между прочим, мастер Бофур, лучшее, что можно достать в Южной Чети, не считая, конечно, самого Листа Долгой долины, который впервые вырастил еще Тобольд Дудкинс, с вашего позволения. Но Южная звезда — самый морозоустойчивый вид, почему я и... — нудел хоббит.
Бофур дружелюбно хлопнул его по плечу:
— Присядь, мастер хоббит. У Горы будем к вечеру. Оленины?
— Благодарю, — ответил Бильбо, зачем-то снова сунул руку в карман и сразу вынул ее. — Благодарю, не отказался бы от половины хлеба и пары вяленых томатов с куском сыра и луковицей... впрочем, достанет и четверти. — Он одернул и разгладил жилет и заговорил, покачивая головой в такт собственным словам: — Но Ривенделл, Бофур!... Я провел у них целую зиму. Такая гармония воды и камня, песни ветра и леса, искусство ковать и складывать слова — и совершенно не знают толка в трубочном зелье, тогда как в Южной Чети...

— Ори, — прикрикнул Бофур, — пойди сюда, что ты там встал! Что у тебя, покажи!
— А я и не знаю, — растерянно похлопал ресницами молодой летописец. На его бледном носу появлялись первые, акварельно-неяркие веснушки. — Мне девчонка из людей продала… Жалко ее так, она там стоит, и не берет никто…
— Махал! — Бофур возвел очи к Горе, возвышающейся над обрывом, над крышами Озерного города, над всем видимым миром. — За что ты посадил мне на шею этого малахольного гнома? Ты думаешь, я с ним что буду делать?
— Позволю себе заметить, мастер Бофур, — добродушно встрял Бильбо, — что для нас настали наконец времена, когда пара монет не сделают нас ни богаче, ни счастливее, а другим смогут помочь.
— Твоя щедрость, мастер хоббит, — усмехнулся Бофур, — хорошо известна по обе стороны Долгого Озера и даже в Лихолесье.
Бильбо залился краской до самого лба, сунул руку в карман и начал было протестовать:
— Я прошу вас, друзья, прошу... — сбился, махнул рукой и развернул, в свою очередь, пакет с копченой зайчатиной, тимьяном и луком. — Прошу разделить со мной... а на солонине можно замечательно поджарить яичницу, мастер Ори.
Бофур подпихнул второму гному свою порцию мяса:
— Ешь, сердобольный. А это убери с глаз долой. Еще живот скрутит…

У самой воды рыбаки в огромных сапогах жгли костер и спускали на воду лодки, беззлобно покрикивая, набитые животы создавали ощущение полной и абсолютной гармонии, в прозрачном небе стремительно проносились грязные неряшливые облака.

— Чего не хватает для счастья? — прищурившись, спросил Бофур и потянулся за сухой соломинкой. Солнце запуталось в переливчатой паучьей паутинке. Бильбо закрыл глаза ладонями: вижу, не вижу, а так опять вижу…
— Всегда чего-то не хватает, — эхом откликнулся Ори и заулыбался, сунув палец в рот.
— Не грызи, — лениво одернул его Бофур и шлепнул по руке.
Маленький мастер ойкнул и смешно заморгал.
— Поедем, — попросил Бильбо, заметно волнуясь, — холодает, а Южная звезда, скажу я тебе, мастер Бофур...
— Поедем, — согласился тот, кивая, но глаза не открыл. Солнце уже как следует прихватило синеватую после зимовки в Горе кожу, и гримасничать было больно. — Поедем. Сгорим же совсем…
— ...а выдыхаемый дым, Ори, прочищает голову от теней, скопившихся внутри. В любом случае, он дает терпение и возможность слушать ошибочные мнения и не впадать при этом в гнев, — ничем не смущаясь и, казалось, не замолкая ни на минуту, продолжал хоббит.

Обратно к повозке топали неспешно извилистой тропинкой. В деревне людей мычали коровы и звенели колокольцы. Показавшийся на крыльце высокий трактирщик прищурился на закатное солнце, на гномов и хоббита и сделал жест, отводящий зло. Деревья стояли неподвижно, тихо-тихо держа в воздухе тонкие свежие листья.

Бильбо покинул дом Элронда в последний день зимы, и миновав — не то из соображений деликатности, не то отдавая дань традиции, — спустя три недели дворец Лесного Короля, был рад тому, что теперь повозкой правил крепкой рукой Бофур, а Ори молча и прилежно внимал его пространным рассказам о том, как удобрять и подрезать побеги трубочного зелья.

До начала Поминальных Дней в Эреборе оставалось чуть больше недели, повозка тряслась и подпрыгивала в колее порядком разбитого после зимы тракта, и Бильбо курил, смотрел в высокое светлое небо и не помнил горя, а только последние слова Торина о том, что если бы все народы были подобны хоббитам, они были бы намного счастливее.
— Намного, — бормотал Бильбо, выдыхая теплый прозрачный дым в проступающие на небосклоне бледные звезды, — намного счастливее, Торин. Я покажу тебе.